Чтобы начать разговор о художественной молитве — (об использовании технических приемов, побуждающих ум к соединению с сердцем, называемые художественными, обозначающие действия искусственные, намеренные, принудительные, в отличие от естественных, которые происходят непроизвольно), необходимо вначале познакомиться со святоотеческим наследием, ибо от этого зависит правильное понимание рассматриваемой темы.
СВЯТЫЕ ОТЦЫ И СТАРЦЫ
Архимандрит Рафаил Карелин пишет: «Человек испорчен грехом. Его сознание никогда не бывает спокойным. В нем беспрерывная борьба помыслов и страстей. Человек, загруженный информацией, не овладевший Иисусовой молитвой, не прошедший послушания у старца, и покусившийся со страстями и гордыней войти в мир безмолвия, может повредиться умом. Чтобы понять святого Григория Паламу надо приблизиться к нему через личную аскезу. Чтобы увидеть сокровенный смысл и понять язык преподобного Григория Синаита, надо заниматься Иисусовой молитвой в уединении».
Св. Иоанн Лествичник: «Исихаст тот, кто существо бестелесное усиливается удерживать в пределах телесного дома. Подвиг редкий и удивительный». Исихаст не удаляется в пустыню, но дерзает войти в глубины собственного сердца; не уходит от людей, захлопывая перед ними дверь кельи, но «приходит в себя», затворяя дверь своего ума. «… и пришед в себя… «, — сказано о блудном сыне.
Старец Паисий Величковский: «…Некоторые по нерассудительности или, лучше сказать, по неведению, начинают творить молитву снизу на конце сердца при чреслах, и, таким образом, касаясь умом своим частью сердца, частью чресл, сами призывают к себе прелесть, как заклинатель змею. Другие же, страдая неразумием, не знают даже самого места сердечного и думая, что оно находится посреди чрева, дерзают там творить умом молитву — горе их обольщению!…»
Старец Паисий Величковский: «С самого начала надо приучать ум в час молитвы стоять сверху сердца и смотреть в глубину его, а не на половине сбоку и не на конце внизу. Следует это делать потому, что когда ум стоит сверх сердца и внутри его совершает молитву, тогда он как царь, сидя на высоте, свободно наблюдает плещущие внизу злые помыслы и разбивает их, как вторых вавилонских младенцев о камень имени Христова. При этом, будучи удален от чресл, может легко избежать похотного жжения, ставшего присущим нашей природе через преступление Адама. Если же кто собирает внимание к молитве на половине сердца, тогда или по оскудению сердечной теплоты или вследствие ослабления ума и притупления внимания от частого совершения молитвы, или же под влиянием возбуждаемой от врага брани, ум сам собою ниспадет к чреслам и против воли смешивается с похотною теплотою».
«Иисусова память да соединится с дыханием твоим!», — наставлял в V веке христиан великий подвижник святой Иоанн Лествичник.
Никифор, святой подвижник Афонской Горы, в XIII столетии наставлял: «Сядь и, собрав ум к себе, введи его в путь дыхания, коим воздух доходит до сердца, и вместе с сим вдыхаемым воздухом понюдь умом сойти в сердце и там остаться… Когда ум утвердится в сердце, то ему там не следует оставаться молчащим и праздным, но непрестанно творить молитву… и не умолкать».
В XIV веке преподобный Григорий Синаит учил: «С утра, сидя на седалище вышиною в одну пядь, низведи ум из головы к сердцу и держи его в нем, согнись до боли и, сильно удручая грудь, плечи и шею, взывай непрестанно в уме и душе: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя…» Удерживай также и дыхательное движение, потому что выдыхание, от сердца исходящее, помрачает ум и рассеивает мысль».
Когда святые отцы пишут о «снисхождении из головы в сердце», «обнаружении сердечного места» или об «утверждении ума в сердце», то какой смысл вкладывают в слово «сердце»?
Ещё в пятом веке Диадох Фотикийский говорил, что памятование имени Иисуса должно происходить «в глубине сердечной». Сердце объемлет и физическое и духовное, это орган тела, расположенный в левой части груди и контролирующий наш организм, «источник теплоты для тела. Но в то же время сердце – это духовный центр нашей индивидуальности, место, где «пребывают все душевные силы».
Итак, будучи духовным центром, сердце – это вместилище не только чувств и переживаний, но и мысли, ума и мудрости, обозначающую собой точку соприкосновения человеческого и божественного, это внутренняя сокровищница, в которой обнаруживаем Божью благодать — «место нашего начала, где душа как бы исходит из руки Божьей и просыпается навстречу самой себе». Таким образом, сердце – это место внутри нас, где встречаются друг с другом бессознательное и сознательное, душа и дух, наша тварная человеческая индивидуальность и нетварная Божья любовь.
Свт. Григорий Палама: «Сердце правит составом человека, и если благодать овладеет пажитями сердца, то царит над помыслами и телесными членами. Ибо ум и помыслы души – в сердце».
Говоря об искании сердечного места, исихасты имеют в виду, что мы должны сосредоточить внимание на области сердца как телесного органа. Однако поскольку сердце одновременно ещё и духовное средоточие человеческого существа, то, устремляя внимание на телесное сердце, мы оказываемся способными войти в соприкосновение со своей глубинной сущностью и понять истинный масштаб своей личности в Боге. Таким образом, заставить ум «снизойти из головы в сердце» значит достичь нераздельности, осознать себя как некое единое целое, созданное по образу Божьему.
В древности исихасты отдавали предпочтение сидячей позе: «С утра, сидя на скамье высотою в 25 см, принудь ум из места начальствования сойти в сердце».
На малых скамейках или вовсе на земле сиживали согбенные иноки в пустынных обителях Египта и Палестины, о чем свидетельствовал в IV веке прп. Кассиан Римлянин: «Сначала стоя пропоют три антифона; потом, сидя на земле или на низеньких стульях», погружаются в молитву. И в XIV веке в лаврах Григория Синаита монахи ночи и дни молились согбенно на пядельных скамьях, взыскуя молитвенной благодати.
Внимание чутко следует за взглядом. Нетрудно заметить, что блуждающий взгляд соответствует блужданию мыслей. Взгляд, опущенный долу, направленный внутрь, утишает помыслы, собирает ум. Зрение — канал получения информации: притока впечатлений, зрительных образов, от которых возбуждаются, множатся помыслы. В то же время, через взгляд растекается внимание вовне, развлекается и рассеивается. Отсюда старческие заветы — «береги глаза», «положи печать на очи свои», «не насыщай очей». Неизбежна зависимость от внешних условий. Темнота собирает внимание, яркий свет — рассеивает, выманивает его вовне.
Боговидец Илия разрешил молитвой засуху, прислонив голову к коленям и таким образом прилежно введя ум во внутрь сердца и помолился Богу (3 Цар. 18:42).
«Мытарь не смел даже поднять глаз на небо» (Лк. 18:13). К этой внешней форме и стремятся те, кто при молитве направляет взор во внутрь себя».
В учении свт. Григория Паламы уделяется внимание положению тела при молитве. «Если… внутреннему человеку свойственно уподобляться внешним формам тела, то неужели подвижнику молитвы, который старается возвратить ум во внутрь себя и хочет, чтобы тот двигался не прямым, а круговым движением, не пригодится привычка не блуждать взором туда — сюда, но, останавливать внимание на груди? Свертываясь внешне как бы в круг, то есть уподобляясь желаемому внутреннему движению ума, он и силу ума, изливающуюся из глаз, благодаря такой форме тела тоже введет внутрь сердца».
«Особенно уместно, — пишет Григорий Палама, — учить начинающих смотреть в самих себя и посредством дыхания вводить собственный ум во внутрь. Даже сосредоточенный ум постоянно скачет и постоянно приходится снова возвращать, но тот ускользает от неопытных, которые еще не знают, что нет ничего трудноуловимого и летучего, чем их собственный ум. По этой причине некоторые отцы советуют внимательно следить за вдохом и выдохом и сдерживать дыхание, в наблюдении за ним как бы задерживая дыханием и ум, пока, достигнув с Богом высших ступеней и сделав ум неблуждающим и несмешанным, трезвенники не научатся сосредоточивать его в „единовидной свернутости“.
СОВРЕМЕННЫЙ ОПЫТ НАШИХ ДНЕЙ
В связи с тем, что в среде верующих ныне трудно (можно сказать — невозможно) найти опытного делателя Иисусовой молитвы, тем более духовного старца — наставника, который мог бы «разжевать» данную тему, разложив все по полочкам, попробую сделать это сам, с личного опыта под духовным окормлением архимандрита Рафаила (Карелина), с которым нахожусь в духовной переписке с мая 2006 года по сей день.
Для какой цели это делаю? Вы поймете, по мере чтения моего описания.
К практике Иисусовой молитвы приступил в октябре 2004 года по благословению на тот момент, моего духовного отца, протоиерея Владимира (Кирилова) настоятеля Владимирского храма. Сам батюшка не практиковал эту молитву, но был умудренный жизнью и духовным опытом священника, так что держал меня «в ежовых рукавицах».
Где то к маю 2005 года я уже молился умом произносимой молитвой. Начались внутренние подвижки от лукавого, крайне требовался опытный духовный наставник молитвы и батюшка Владимир благословил меня писать письма по монастырям. Набросали письмо, батюшка утвердил и я стал рассылать по всем известным монастырям на тот момент известных по всей матушке России.
Написал в Троице Сергиеву Лавру, Псково Печерскую, Оптину пустынь и.т.д., вплоть на Афон, правда туда письмо не прошло, вернули обратно. Писал в течение года, получил два ответа. Первый — от иеромонаха Сергия (Рыбко), с которым в 2001 году встречался. Ездил к нему в храм, он мне лично отобрал серию книг. которые я купил — еле довез их. Пироги у него мне с грибами понравились — спускались в подвальное под храм, где у них трапезная. Вкусно покормили на тот момент — шел Великий пост. Вот этот батюшка обвинил меня, указав что нахожусь в прелести.
Второй ответ получил со знаменитого Псково Печерского монастыря, о котором так воспел митрополит Тихон (Шевкунов). Из этого монастыря мне пришла типа открытка какая то, а в ней писулька, написанная корявым неграмотным почерком с пожеланием чего то — уже и не помню.
Делать нечего, взялся за святоотеческие труды. Вглубь веков не полез, смысла не было никакого. Ближе к нашему времени свт. Игнатий Брянчанинов, который постоянно предупреждал об осторожности самочинности, об отказе в устремлении к высоким духовным состояниям и в то же время более системного описания прохождения Иисусовой молитвы на тот момент не было ни у кого. У свт. Феофана Затворника такого нет, у него более опасное описание, вводящее читающего в пожелания своими силами достигнуть небывалых высот. Дело в том, что сам святитель не проходил начальный этап покаянной Иисусовой молитвы. Ему, как и прп. Силуану Афонскому было дано благодатью Божией сразу самодвижная молитва. Поэтому мне ближе стали «Аскетические опыты» свт. Игнатия Брянчанинова.
И Господь стал моим наставником. Это чувствовалось во всем.
Перед тем, как ум начал входить в телесное сердце, внутри у меня, там где сердце, образовалась большая сосулька, от которой все внутри заледенело. Это невыносимое состояние, все стынет внутри и ничего не можешь с этим сделать. Через несколько минут отпустило, память однако хранит.
К маю 2005 года ум мой стал входить в телесное сердце. Этого я еще не понимал. Помню, идешь рано утром до рассвета по заброшенному городскому парку с собаками (у меня два немца было на тот момент — с ними не страшно), когда никого нет, молишься, мысленное внимание держишь над входом в сердце (на два пальца выше соска левой груди) и в какой то момент хватаешься за сердце — ни вздохнуть ни выдохнуть от острой боли. Через несколько секунд боль отпускает, понимаешь, что ум твой куда то вместился там внутри и разливается некая сладость, нега, наполняя все то пространство где расположен твой ум. Дав мне все это почувствовать, ум выходит обратно с той же болью. Первое время не понимал что происходит и спросить не у кого и у святых нет описания об этом.
Постепенно до меня начало доходить, что таким образом ум протискивается в телесное сердце. Мне словно показывалось — ум большой, а проход маленький и требуется усилие, чтобы втиснуться ему туда внутрь. Он там (ум) заполнял все пространство и не было свободного места. По мере молитвенной практики, начинавшаяся в 4 утра и заканчивавшаяся отходом ко сну, примерно в 22 часа — со словами молитвы засыпал), вход — выход стал свободнее, словно расширился, боль оставила меня.
С этого момента времени я начал вникать в смысл художественной молитвы. При храме была столярная мастерская, в которой мне ребята изготовили скамейку , состоящую из небольшой доски (седалище), размером 17 0х 400 и двух брусов (ножек), высотой 25 см. Скамейка узкая, заснул — упал. Вот на этом седалище я и молился все эти годы и продолжаю время от времени и сегодня.
С чего я начал? С того, что усвоил у Никифора Уединенника. Сев на свое импровизированное седалище, голову опустил на левую грудь, склонив в сторону левого соска и начал неспешно произносить мысленно восьмисловную Иисусову молитву, сдерживая дыхание. Постепенно дыхания стало еле заметным, на первое место вышли слова молитвы. Ум стал опускаться. Чтобы он не рванул куда нибудь вниз, я организовал ему преграду — наложил ладонь правой руки под сосок левой груди и таким образом предотвратил сползание ума в нижнюю часть сердца.
Дыхание перестало быть, ум вошел в сердце, помыслы остались наверху, наступила тишина от въедливых, нахальных и навязчивых мыслей. Ум вошел в сердце. Что я должен был увидеть внутри своего сердца?
Внутри сердца я НИЧЕГО не должен был увидеть, никаких образов, света, Христа, Богородицу, Святых, или иное что — это все от дьявола. Неважно, какие будут образы — все они от сатаны, ничего не воспринимать, от всего отказываться. Я не видел в своем сердце ничего, никаких образов. Там нет ничего, совсем ничего и никогда не должно быть. Так предупреждали святые отцы, этому я и следовал. Есть только духовное утешение — некая знакомая нега, разливающаяся по сердцу в том месте, где находится ум, который словно плавает в этой истоме утешения. То, что это утешение, а не от лукавого, легко познается — это словесная часть ума. Это состояние ни с чем несравнимое.
Вскоре ум начинает подниматься вверх, словно опускался на несколько этажей вниз. Это состояние будет передаваться каждый раз, в мыслях всплывать “Приступит человек, и сердце глубоко” (Пс 63:7).
С этого момента ты начинаешь чувствовать свое замерзшее тело, затекшие ноги, налетают радостные помыслы, появляется дыхание.
Повторю еще раз.
При художественном упражнении молитвой Иисусовой глаза должны быть закрытыми, правую руку держать у персей, под левым сосцом груди, ни в коем случае ниже не опускать, ибо в этом месте сила словесности, находящаяся в персях. Темное и уединенное место считается обязательным для отстранения внешних впечатлений. Сидеть на малом стульце (на седалище), стеснить дыхание, мысленное внимание сосредоточить над соском левой груди и произносить умом (мыслью) слова Иисусовой молитвы. Что значит стеснить дыхание? Это значит «дышать не борзо». Чем тише дыхание, тем спокойнее работает сердце, внутренние процессы в организме замедляются. Само понимание дыхания отходит на задворки внимания, на первом месте только произносимые слова Иисусовой молитвы, все остальное исчезает.
Именно с умиротворением дыхания, ум начинает опускаться в телесное сердце. Это осознаем по тому, что помыслы остаются где то там наверху. Не от человека зависит вхождение и исхождение — все благодать Божия. Иной раз сядешь на малый стулец, промучаешься с час, а ум не идет во внутренняя. Причина одна — нарушил духовный закон, пока не прочувствуешь в чем согрешил, не принесешь покаяние священнику и не причастишься, вход в сердце будет закрыт.
Здесь все закономерно — Иисусова молитва — учитель строгий, поблажки не прокатывают.
По этому поводу свт. Игнатий Брянчанинов пишет: «Образ мыслей человека, сердечные чувства зависят от того состояния, в котором пребывает тело».
О том же читаем у Макария Великого: «Внутренний человек есть подобие внешнего».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Святые отцы, предлагающие вводить ум в сердце вместе с дыханием, добавляют при этом, что ум, получив навык соединяться с сердцем или, правильнее, стяжав это соединение по дару и действию благодати, не нуждается в пособии механизма для такого соединения, он сам собою, своим собственным движением соединяется с сердцем.
(от автора)
— Но время от времени с удовольствием возвращаюсь к художественному образу молитвы и делаю это многие годы.
Аминь! автор: (Виктор Шипилов)
Автор публикации
